В той задаче
"восстановления святынь", которая предстоит сейчас русским людям,
особенно важно понять, что речь идет тут не о воскрешении какихлибо внешних
форм жизни или быта, а о возрождении душ, о религиозно-нравственном возрождении.
Необходимо понять, что для создания новой России нужны новые духовные силы,
нужны воспрянувшие к новому свету души.
Русскому человеку в грядущие годы потребуются героические, подвижнические усилия для того, чтобы жить и действовать в разрушенной и откинутой на несколько веков назад стране. Ему придется жить не только среди величайших материальных опустошений своей родины, но и среди ужасного развала всех ее культурных, общественных и бытовых основ. Революция оставит за собой глубочайшие разрушения не только во внешних условиях, но и в человеческих душах. Среди этого всеобщего разрушения лишь с великим трудом будут пробиваться всходы новой жизни, не уничтоженные сокрушительным вихрем жестоких испытаний. Тлетворное дыхание большевизма всюду оставит следы разложения и распада. И новый дух, закаленный в этой страшно й борьбе с величайшим трудом будет овладевать распавшимися элементами обшей жизни. Придется действовать в условиях ужасных и первобытных, и сколько раз у новых сеятелей "разумного, доброго, вечного" будут опускаться руки при виде этого необозримого поля, на котором новая жизнь зачинается среди мертвых костей. Но более того: новые всходы, которые будут пробиваться на русской земле среди развалин, не всегда будут только добрыми и животворными, произрастающими на благо для всех; нередко они будут являть картину неудержимого стремления и буйного роста, утеснительного и пагубного для окружающих. Сколько новых темных чувств незаглохнувшей стихии опять проявится! Сколько натворит новых бед суровая страсть порядка и покоя! Сколько тяжелых этапов пройдет и могучая потребность хозяйственного восстановления с ее неукротимыми инстинктами приобретения и накопления! Потребуется наивысшая сила света и разума, чтобы светить и просвещать в этих новых бесконечно трудных условиях; потребуется величайшее напряжение верующего сознания, чтобы видеть впереди спасительный исход.
Но есть и другая причина, не менее глубокая, чтобы искать сейчас опоры в религиозно-нравственном просветлении духа. Не мы одни, весь мир переживает в наиши дни величайший кризис правосознания. И самое важное и основное в этом кризисе есть ю, что это - кризис неверия, кризис культуры, оторвавшейся от религии, кризис государства, отринувшего связь с церковью, кризис закона человеческого, отказавшегося от родства с законом Божеским.
Вот почему оскудела и демократическая идея. Ведь вера в ее могущество поколеблена не только ее крушением в русской революции, но и ее кризисом в странах ее недавнего торжества. Те, кто постарому думают, что демократия есть какая-то исключительно хорош,и и прочная форма, все еще полагают, что в плане своих стремлений на этом требовании демократии можно поставить точку. Они смотрят на демократию как на некоторый исчерпывающий и всеобъемлющий символ справедливости и свободы, как на главное и основное условие всякого дальнейшего прогресса. Между тем современная научная мысль на основании широкого опыта применения демократических начал подтверждает очень древнее наблюдение, что демократия, как и всякая другая форма, может быть лучше или хуже в зависимости от духовного содержания, которое вкладывает в нее народ, и что при известных условиях она может стать и пол н ы м извращением всякой справедливости. Но более того: современное развитие и состояние демократии обнаруживает именно то духовное ее оскудение, о котором незадолго до своей смерти писал В. Д. Набоков. Замечательно, что совсем недавно (в 1922 г.) американский писатель Чарльз Туинг, характеризуя это духовное оскудение, почти дословно, сам не подозревая об этом, повторил классическую характеристику Платона в диалоге "Государство". Изображая тот "век рассеянной мысли", каким является, по его мнению, демократический век, Туинг замечает, что "демократии свойственно превращаться в анархию", что "демократический закон легко становится беззаконием": "Это мир, в котором каждый рассматривается не как равный другому, но немного лучше, чем другой; результатом является человеческий хаос..., интеллектуальные идеалы разбиваются; царит разнузданность; умственная рассеянность распространяется в обшестве, как леденящий мороз". Это горькое сознание гражданина великой заатлантической демократии с разных сторон подтверждается тем современным, очень верным определением демократии, согласно которому она является системой релятивизма, системой терпимости и безразличия ко всяким догмам и взглядам, системой самых широких допущений и на все стороны открытых дорог. В этом признается великое преимущество демократии, но в этом нельзя не видеть и ее роковой опасности. Становясь системой духовного релятивизма и индифферентизма, она лишается всяких абсолютных основ, она поистине становится, чтобы употребить выражение Гасбаха, "как бы пустым пространством", в котором отдельные политические воззрения сталкиваются и утверждаются в зависимости от соотношения большинства и меньшинства. Жить в современном демократическом государстве, это значит жить в атмосфере относительного, дышать воздухом критики и сомнения. И неудивительно, если при отсутствии абсолютных духовных основ все сводится к борьбе сил, к борьбе классов. Качественные определения уступают место количественным. Борьба и столкновение сил - вот что становится решающим моментом. Понятно, по это путь к анархии, хаосу и "леденящему морозу". Самое страшное и роковое в этом процессе - опустошение человеческой души. Путь автономной морали и демократической политики привел к разрушению в человеческой душе вечных связей и вековых святынь. Вот почему мы ставим теперь на место автономной морали теономную мораль и на место демократии, народовластия - агиократию, власть святынь. не всеисцеляющие какие-либо формы спасут нас, а благодатное просвещение душ. Не превращение государственного строительства в чисто внешнее устроение человеческой жизни, а возвышение его до степени Божьего дела, как верили в это и как об этом говорили встарь великие строители земли русской, вот что прежде всего нам необходимо.
Таковы
те совершенно особые условия и положения, которые надо иметь в виду, когда
мы думаем о строительстве новой России. Надо помнить, что всем нам придется
жить в совершенно новом мире духовных соотношений, среди многих "потухших
маяков", среди многих оскудевших и утративших обаяние ценностей. Холодно
и неуютно будет в России; но, может быть, еще более холодно и неуютно будет
и в той Европе, в которой издавна мы привыкли искать опоры своим стремлениям.
И с новой силой исторгнется, может быть, из русской груди болезненный крик
Гоголя: "Все глухо, могила повсюду!"
Для того, чтобы среди этих исключительно тяжелых условий не потеряться, не сломиться, не изнемочь тем, кто указует путь и руководит "сердцами и совестью", нужно и самим стать людьми "нового сердца и нового сознания" и найти опору в новом сознании окружающих. Невозможно представить, чтобы ведущие и ведомые остались такими, какими они были ранее, в годы "завоеваний революции", в годы "саморазнуздания больного правосознания и судороги ожесточившейся слепоты" [Выражение И. А. Ильина]. Нужно, чтобы все поняли, что не механические какие-либо выборы и не какие-либо внешние формы власти выведут наш народ из величайшей бездны его падения, а лишь новый поворот общего сознания. Дело не в том, побы власть была устроена непременно на каких-то самых передовых началах, а в том, чтобы эта власть взирала на свою задачу, как на дело Божие, и чтобы народ принимал ее как благословенную Богом на подвиг государственного служения. Необходимо, чтобы замолкли инстинкты революционных домогательств и проснулся дух жертвенной готовности служить общему и целому. Нужно, чтобы стала впереди рать крестоносцев, готовых на подвиг и на жертву, и чтобы за нею стояли общины верующих, светлых духом и чистых сердцем, вдохновленных любовью к родине и вере. Должен образоваться крепкий духовный стержень жизни, на котором все будет держаться, как на органической своей основе.
И как бы ни представлять себе переход от жестокого и умерщвляющего деспотизма советской власти к формам более свободным и животворным, - в виде ли постепенного ослабления исключительного господства этой власти и постепенного привлечения его к управлению новых элементов или в виде внезапного ее падения, все равно русский народ не встанет с своего одра, если не пробудятся в нем силы религиозные и национальные. Не политические партии спасут Россию, ее воскресит воспрянувший к свету вечных святынь народный дух!
Прага 13 июня 1923 г.
По материалам:
